истории из жизни

За два с лишним века существования старой и новой Запорожской Сечи по Днепру, Ингульцу и другим рекам и лиманам казаки добывали столько рыбы, сколько хотелось. Да и после русско-турецкой войны 1787—1791 годов, временно устроенные между Бугом и Днестром, они не знали нужды в этом продукте. Но рыбные богатства на Кубани и Тамани, куда бывшие запорожцы перебрались на постоянное место жительства, превзошли все, что было допреж. Еще только оказавшись на перезимовке в Ейском городке с большой партией переселенцев, атаман Черноморского войска Захарий Чепега в январе 1793 года с хозяйственной степенностью писал: «Рыбы судака, таранушки у Ейска казаки на харч тягают довольно».

Что там судака и таранушки, да еще у одного Ейска! Казаков вообще встретило настоящее рыбное эльдорадо. По всем рекам и лиманам Приазовья и Прикубанья вновь обретенной родины рыба водилась в изобилии. И прежде всего красная — белуга, севрюга, осетр, стерлядь. А уж белой — судака, леща, карпа, рыбца, шемаи, тарани — завались не хочу. Нетронутая биосфера сама себя поила и, кормила, воспроизводила и умножала, поставляя на стол человеку без ущерба для себя много ценной снеди. Особенно, щедры были водоемы у Копыла и Ачуева, Тамани и Темрюка, на Челбасах, Ее, Бейсуге, Кирпилях.

Спустя столетие о фантастических рыбных богатствах предков в районе нынешнего Славянска-на-Кубани известный историк-краевед Е. Д. Фелицын сообщал удивительные факты. В пору нереста рыбы в Кубани и Протоке набивалось столько, что по плотно сжатой живой массе от дна до поверхности воды казаки свободно проезжали, на своих мажарах с берега на берег без опаски провалиться в водный поток.

Ловить рыбу не возбранялось никому из казаков. Но, понятное дело, войсковое правительство сразу же прибирало к рукам важный промысел, ставило его на организованную основу с целью укрепления своего финансового положения. Немало рыбных деликатесов черноморские «батьки» отправляли в подарок вельможным сановникам за пределы края. По рыбному делу была-учреждена специальная должность шапаря, в обязанности которого входило заключение контрактов на ловлю рыбы артелями и отдельными лицами, получение от них комиссионных денежных сумм и своевременное их внесение в войсковую казну.

Первым таким шапарем стал прапорщик Григорий Дубчак, проработавший в своей должности с января 1794 по июнь 1795 года. Войсковой рыбозавод в Черной Протоке, которым он ведал после выдворения оттуда доверенных лиц донского атамана, за короткий срок принес доход войску в сумме 17 790 рублей 60 копеек. Войсковые рыбозаводы находились в Ачуеве и других местах.

Попытавшемуся на условиях откупа вновь вклиниться в добычу рыбы на Кубани Донскому войсковому правительству последовало разъяснение, чтобы оно не обременяло себя подобными притязаниями. А то ведь парадокс получался. Черноморцы уже осели на пожалованных землях, между тем как по Челбасу, Бейсугу и другим «ловлям» в прежнем сговоре со своим донским начальством все еще продолжал промышлять рыбку разбитной казачишко станицы Скородумовской К. Селиверетов, извлекавший потом изрядный барыш.

В целом же с торгов, по контрактам, сдавалось под промысел немало рыбных мест. Это обеспечивало дополнительные денежные поступления. Так, с одного из есаулов, заполучившего разрешение на промысловый лов рыбы, — в виде платы в казну шло за пуд красной рыбы 80 копеек, сома 40 копеек, за тысячу штук судака девятивершковой длины 20 рублей, за ведро рыбьего жира 90 копеек.

За пользование лодкой с рыболовной сетью на путине керченские рыбаки делали взнос в черноморскую войсковую казну 60 рублей.

Чем дальше, тем больше ширился и рос рыбный промысел: На путину выходили баркасы с неводами длиной до 200 сажен, много дубов и подъездок (легких лодок), всюду использовались косяки, мережи, самоловы и другие снасти. В 1795 году только в четырнадцати пунктах Азовского побережья, расположенных в основном на выступающих песчаных косах, насчитывалось 60 частных рыбных заводов с 2013 забродчиками и бурлаками.

Наличие больших запасов рыбы позволяло засаливать, вялить и коптить ее впрок, вывозить на продажу. Рыба отправлялась даже на восточные базары Константинополя, не говоря уже о центральных губерниях России. По свидетельству Ф. А. Щербины, севрюжьи и белужьи балыки шли по цене 5 рублей 50 копеек «ассигнациями за пуд, то есть по 4 копейки серебром за фунт». Он же называет цену на икру 4 рубля 50 копеек за пуд, или три с небольшим копейки за фунт, тысяча тарани стоила 1 рубль 50 копеек ассигнациями, или 43 копейки серебром. Любопытны другие данные: «Пуд белуги стоил на наши деньги (начало XX века.— А. П.) 20 копеек, пуд севрюги 23 копейки, а пуд осетра около 35 копеек, то есть менее копейки за фунт. Тысяча карпов в аршин размером продавалась по 21 рублю, а так как карп в аршин размером весил не менее 20 фунтов, то, следовательно, фунт этой жирной и вкусной рыбы стоил - 1/10 копейки».

Нельзя, однако, думать, что рыболовству казаков сопутствовала некая романтическая идиллия. Их труд был тяжелым и опасным, сопряженным со многими лишениями и невзгодами. В весенне-летние путины рыбаков донимали тучи комарья, ютились добытчики «белого серебра» в шалашах, часто заболевали малярией (лихорадкой), месяцами жили в отрыве от семей. Случалось, в штормовую погоду перевертывались их дубы и баркасы.